…Перваятемная заря пробиваласьна восточной окраине неба и окрашивала в бурую, разгоравшуюся с каждым мгновением небесную высоту, спящие чуткие вершины деревьев, шпили редких высоких зданий… Постепенно замолкал дружный лай собак, всю ночь напролёт оглашавший погруженную в сон округу… Прекращалась перекличка ранних петухов. Громыхая по булыжникам мостовых, проезжали дрогали на своих длинных подводах к лесной бирже, последний раз били в деревянные колотушки ночные сторожа, фонарщики гасили газовые и керосино – калильные фонари. На смену этим звукам шли другие: мычание выгоняемых из ворот в череду коров, которые тянулисьмимо сада, погруженного в сырую горькую свежесть листвы, и съедали растущий под ногами бурьян. Рабочий люд шел к своим станкам, верстакам. Открывались хлебные лавки, духаны, квасни, мануфактурные, обувные и галантерейные магазины. По-над глухими заборами, заглядывая во дворы, бойко брел мальчишка – газетчик и время от временивыкрикивал: «Русское слово»! «Русское слово»!

Мороженщики катили пере собой повозки, где стояли белые металлические банки, и громко приглашали: «Са-ахарное мороженое! Са-ахарное мороженое!»

Шум жизни нарастал. Голоса все множились, разнообразились. Сутулый усталый старик, с большой сумкой на животе, гундосил нараспев: «Иго-олки ручные, иго-олкимашинны!» - и скороговоркой: «Иголки, булавки!» Ему вторил старьевщик на всю улицу: «Тряпье берем! Тряпье берем!» А по дороге тащился высоченный сапет, представлявший собой высоченную корзину, сплетенную из сырой гибкой вербовой лозы, из него выглядывал пожилой горец – угольщик, весь черный от сажи, с белыми сверкающим зубами: «Уголей! Уголей!» - и отмеривал вам на пятак мерку древесного угля для мангала и утюга, а если вы хороший, припасливый хозяин, может купить весь сапет. Следом за угольщиком ехали продавцы арбузов. «Кавунив! Кавунив! Да еще и дынь!» - зычно, четко выговаривала станичная молодуха в белом платочке, в ситцевой пестрой кофточке и темной простой юбке. «Эй, дядько, проезжай! Ну, чего ты дорогу загородил?» А ее голос перебивал другой, не менее призывный и звонкий: «Ведры, тазы, кастрюли, по-очиня-яю!»…

// ВиталийБардадым. Этюды о Екатеринодаре. голоса из прошлого