Иван Гончаров, в его биографии работа общественным корреспондентом местной газеты, он патриот своей малой родины, поэтому рассказы и очерки его о земляках, мечтал стать журналистом и даже учился на журфаке, его статьи и рассказы поучительны, заставляют задуматься над многими жизненными вопросами.
Рассказ «100 лет тому…»
Иван Александрович опять отложил о сторону отчёт. Сигналы машин и громкие голоса отвлекли внимание от ровной колонки цифр, хотя, вообще-то, за многие годы работы он уже привык к этому многообразию сигналов и звуков; здание вокзала как бы замыкает центральную улицу города.
Иван Александрович, отложив бумаги, подошел к окну. Станция — родник города... От кого он слышал эти слова? Кажется, дед или отец говорили их, оправдывая свой отход от земли... Укрываясь в тени больших деревьев, город шумел размеренно, буднично-деловито. И так уже целое столетие... А как это всё начиналось?
Может быть, так...
Знойная июльская степь, бесконечная пыльная дорога...
На станцию Санька с от ном приехали уже к вечеру, когда закатное солнце выкрасило ту сторону горизонта, куда они ехали весь день Редкие деревья плохо укрывали от зноя небольшие вагонники, крытые соломой мазанки и турлучные домики, над которыми угловато высилось большое темное здание, обсаженное подрастающими деревьями. В сторону этого здания и направил лошадей отец, А Санька больше не мог усидеть в телеге. Обогнан лошадей, он помчался по мягкой от пыли дороге. Опасливо обежав громаду здания, он остановился: где же железная дорога?! На толстых деревянных брусках лежали лишь две длинные голубоватые полосы железа, убегающие за горизонт. Мальчик аж всхлипнул от досады и разочарования: много раз мечтал о встрече с железной дорогой, он представлял её огромным железным полотном, по которому бежали диковинные машины на острых, как ножи, колесах. Эта картина возникла в его воображении, когда он услышал рассказ заезжего казака о том, как у него на железной дороге «зарезало» телку. И вот оказалось, что никакой дороги нет...
— Чего хлюпаешь?! — Привязав лошадей, подошёл отец — Вот она, железная дорога!
Санька разочарованно пощупал бесконечно длинные горячие рельсы и, вконец расстроенный, пошёл к телеге. Почти дотемна ездили они по трем улицам среди тесно стоящих ломов в поисках пристанища, расспрашивая каждого встречного. В ушах звучали названия улиц: Степная. Вокзальная. Кладбищенская...
Приютили их на самой окраине в тесной хатёнке. Засыпая на вымазанном глиной и кизяком полу, Санька слышал, как отец и хозяин разговаривали о нём. «Отведёшь его утром к начальнику станции\», — говорил хозяин, — работа найдётся. Видел, какой вокзал построили?! Туда сейчас люди требуются. Да и хватит вам по хуторам сидеть, детей учить надо!».
И Санька стал работать на вокзале... Начальник, высокий хмурый немец, согласился принять его на работу безо всякого оформления. «И тебя, казак, я охотно могу взять, — неожиданно заявил он отцу, взглядывая его крепкую фигуру. «Я потом посмотрим», — уклонился тот.
Уже который год велись на хуторе разговоры о строительстве железной дороги и станции. Первая метка связывала самые крупные города юга— Ростов-на-Дону и Владикавказ. А теперь хотят строить на Екатеринодар и Царицын. Тогда маленькая станция превратится в один из важных железнодорожных узлов. А это треножило казаков, привыкших к старому укладу жизни и привилегиям, получаемых от царского правительства.
Названия городов Саньке ничего не говорили, но они тревожили воображение, подтверждая, что мир велик и интересен. Услышал он и рассказ о том, что железная дорога должна была пройти через станицу Тихорецкую. Но сход, которым заправляли богатые казаки, воспротивился этому. Собрав большие деньги, послали пронырливого казака в Ростов, где тот добился, чтобы дорога прошла в семи километрах от станицы. Подстрекаемые богатеями, казаки всячески мешали строительству. Ни за какие деньги нельзя было нанять людей в станице и на хуторах. Опасаясь, что у них заберут для работы лошадей, их угоняли подальше в степь...
Санька знал, что его отец другого мнения. «Сидите на хуторе, как сычи», — не раз говорил он матери. Отец семь лет прослужил в лейб-гвардии. Вернувшись со службы, женился, но общение с грамотными людьми в те годы, соприкосновение с другой, более интересной жизнью не давали ему теперь спокойно жить на хуторке. Для сына он хотел другой судьбы.
И вот, выполняя отцовскую волю, Санька жил теперь среди станционных людей, присматривался к их быту, вслушивался в разговоры. Жизнь их была нелегкой: работали по 10-12 часов и в зной, и в дождь. И всё же казалось парню, что жили они значительно интересней, чем на хуторе. Вечером, отмывшись от грязи и копоти, ребята и девчата сходились на небольшой полянке недалеко от вокзала, пели под гармошку, затевали игры. И книг здесь было больше: они продавались в двух табачных лавках, и Саньке иногда удавалось полистать их. Сосед по вагончику обещал показать ему буквы.
На работе главной обязанностью Саньки было подносить к поездам вещи пассажиров. Станция была небольшая, и он часто удивлялся, от куда набиралось столько народу. Со всех сторон Уманского участка, к которому относилась станция, сюда в последние годы было проложено и протоптано много дорог. Пассажиров было множество, и у всех тяжелые сундуки и мелкие, но столь не подъёмные тяжелые узлы. Руки оборвешь, пока дотащишь их до вагона…
С утра до вечера на станции, как вода в кипящем котле бурлила жизнь, слышалась разноязычная речь. Вечером, когда пассажирские поезда не шли, Санька бегал купаться на речку — Козловую балку, названную так из-за вечно пасущихся здесь коз. 11о лучше всего было купаться в ласковом зелено водном Челбас, хотя бежать до него было далеко — целых два километра через бугор, в степь. Омрачали удовольствие и частые стычки с местными мальчишками, которые переходили в жестокие драки. Пришлось участвовать в таких столкновениях и Саньке.
Однажды, разморенный жарой и долгим купанием, Санька медленно брёл домой, укрываясь в тени редких больших деревьев, окружавших Козловую балку. Берег речки становился излюбленным местом прогулок станционной молодёжи, но тогда Санька ещё не знал, что через несколько лет он придёт сюда на первую в истории зарождающегося города маёвку и что именно здесь, на берегу невзрачного ручейка, вспыхнут первые искры святого гнева угнетённого парода...
Подходя к станции, Санька вдруг увидел знакомую телегу, на которой, задумчиво попыхивая самокруткой, сидел отец. Они бросились навстречу друг другу. Обняв мальчика, отец долго всматривался в его повзрослевшее лицо, а потом неожиданно объявил: «Вместе работать будем, я ведь насовсем...».
Они долго бродили по заросшей заматерелым буркуном степи.
—Вот здесь дом поставим, — вдруг сказал отец. — И от вокзала недалеко, и в степи.
—Что же, мы одни здесь жить будем? — изумился Санька. — Как на хуторе!
- Э, сынок, вперед смотреть надо. Весь наш край с железной дорогой сдвинулся с места... Пройдет время город, со школами, больницами, магазинами. Будут строится той стороне, и на этой. А мы с тобой первыми построимся! Понял? Ты учиться пойдёшь, может быть, ещё на этой станции инженером или другим каким начальником будешь. Хорошая будет жизнь — интересная, красивая!
Громкий голос диктора, объявлявшего о прибытии очередного поезда, вернул Ивана Александровича в сегодняшний день, к его обязанностям начальника вокзала. «Вот нафантазировал», — улыбнулся он своим мыслям. А вообще- то, наверное, так всё и было. Может, и не Санькой звали того парня, но он существовал, как были сотни других, с кого начиналась эта станция, где и он, Иван Александрович, работает, уже много лет.
